Дребезжащий всеми своими гайками автобус казался таким же пожилым, как и его усатый флегматичный водитель. Все места были заняты уставшими возвращавшимися с работы тётями и дядями. Не хотелось верить, что и я вот так скоро каждое утро и каждый вечер буду трястись в таком же автобусе. Рядом со мной в проходе стояла маленькая худая брюнетка. Её большие чуть на выкате очи не отрываясь всматривались в пробегавшие мимо пятиэтажки, ларьки, стоянки. Казалось, что там за пыльными стёклами должно было вот-вот появиться что-то для неё важное.
В руках незнакомка держала свёрток. У её ног сидела лохматая собака дворовой породы. Вдруг на одном из поворотов собака положила голову мне на колени. Я машинально погладила жёсткие спутанные вихры. Женщина заметила это, посмотрела на меня:
– Вы не могли бы подержать? Я всего на одну секундочку, – она сунула мне в руки свёрток. – Я вернусь. Это Валюта.
В ту же секунду автобус остановился на очередной остановке, и женщина, слетев вниз по ступенькам, побежала вперёд по тротуару к стоящему перед автобусом мотоциклу с коляской. Пассажиры ещё заходили в автобус, а я уже понимала, что что-то не так… Да ничего я не понимала! Впереди какой-то огромный мужчина и эта женщина, хозяйка собаки уже уносились на мотоцикле вперёд за поворот и дальше.
Я поймала в зеркале заднего вида взгляд водителя.
– Товарищи-господа, чья собака без намордника? Освободите транспорт.
Пришлось пробираться к кабине, подпрыгивая на ухабах и уворачиваясь от столкновений, чтобы объяснить ситуацию. Только на следующей остановке я, вцепившись в ограждение между салоном и кабиной одной рукой, другой прижимая к себе чужой свёрток, объяснила деду ситуацию.
И вдруг наш с ним диалог прервал тихий писк. Я сначала не поняла, откуда он. Но зашевелившийся тряпичный комок заставил нас с водителем одновременно замолчать. Я развернула тряпки… в них трепыхался, сучил конечностями и пищал… младенец!
Дед оказался хорошим человеком. Он помог мне выйти из автобуса, усадил на остановке. Потом отвязал собаку от кресла в салоне, вывел и привязал у моих ног. Потом достал телефон и позвонил в полицию. Я не слышала, что он говорил, я вообще не понимала, что происходит. Только видела, как отъезжает автобус. Вдруг заплакала, я же три остановки до дома не доехала! Это был последний автобус. И как теперь?
Прошло полчаса. В домах напротив проявились окна. Ребёнок больше не плакал, собака сидела столбиком возле моих ног, будто охраняя. Хорошо, что она здесь. Не так страшно. Почему же полиция не едет?
Но… надо же что-то делать. Дома ждёт мама, волнуется. Завтра мы с ней едем в столицу поступать в институт. Ну да, я на дневной, а она на заочный. Не хочет меня одну отпускать, думает, что я ещё маленькая.
Свёрток опять зашевелился. Он же есть хочет! На другой стороне дороги светился огромный красный крест. Аптека. Там наверняка есть всё для ребёнка. Перешла без проблем уже почти безмашинный проспект. Лохматый охранник плёлся рядом, но в аптеку не зашёл. Умный.
– Здравствуйте. У вас есть что-нибудь для маленького ребёнка?
– Всё на витрине. Выбирайте.
– Но я не знаю…
– Сколько лет вашему ребёнку?
Я протянула девушке свёрток в окошко: «Вот». Она сначала испуганно отшатнулась и закричала:
– Вы с ума сошли?!
Потом мы с ней вдвоём пеленали мальчика в одноразовые пелёнки. Да, это оказался мальчик. Но как мы с Варей плакали над ним! На груди ребёночка красными круглыми пятнами три ожога от сигарет. Это какой же надо быть мамой?! Какой же надо быть женщиной?! Каким же надо быть человеком, чтобы так?!
Мазали чем-то. Света знала, чем. Она закончила фармацевтический. Потом грели молочную смесь, кормили, укачивая по-очереди на руках, посматривая в окно. Никакой полиции так и не приехало.
Ночь. Я приткнулась к кушетке рядом с маленьким. Устала очень. Под кушеткой сопит охранник, рыжий пёсик. Мама моя, наверное, волнуется. Света растолкала под утро, ткнула мне в руки бутылочку:
– Если ребёнок не просит есть, это не значит, что его не надо кормить.
– А чего не просит? – зевнула я
– А того, что он помирать собрался. Слабый очень. В больницу его надо.
Сон слетел мгновенно. Опять кормили вместе, впихивая сосок в маленький вялый ротик. Три-четыре потуги, и.. отключался.
– Надо ему дырочку побольше сделать, чтобы само лилось.
Сделали. Полилось. Чуть не захлебнулся, но накормили. Предложение Светы, поехать в больницу в конце концов отвергли обе. Как в больницу без документов? Всё решилось, когда мальчик под утро наконец-то открыл глазки и улыбнулся.
Такси нас троих довезло до ворот. Дальше через яблоневый сад идти минут десять. По газонам укладывался в росу утренний туман. Где-то из-редко в тишине мягко бухали в него перезревшие яблоки. Тузик озирался, искал потенциальные опасности, не находил, заглядывал мне в глаза, ища одобрение, находил, и мы шли дальше. Маленький Серёженька (никакой не Валюта!) посапывал в моих руках.
– Мама! Мамочка! Посмотри, какой у меня сын.
Ну да, я не поступала в тот год никуда. Пришлось повозиться с документами, судами, усыновлением. Потенциальную мать так и не нашли. И слава Богу! Мне кажется, что и Тузик бы её на порог нашего дома не пустил. Зато меня нашёл Стёпка, парень из соседнего дома. Гуляем вечерами по набережной, поочереди толкая коляску.
Мама поступила на заочный. А я… я потом.
Da. Kruto!+++++