Стихи и лирика на Я-пою Добавить стих

По пустыне, по Сахаре,
брёл мужик с небритой харей,
а вокруг одни пески –
сдохнуть можно от тоски...
Миражи, аж до икоты,
задолбали, пить охота...
И, уже к исходу дня,
повстречал мужик меня.
Он спросил (слегка устало):
"Скоро море? Слышишь, малый?"
Я ответил, что песок,
впереди, миль на... пятьсот.
Тут он удивился даже:
"На хрена ж такие пляжи!"

Этот очень простой этюд

Я играю с раннего детства.

Играть его это радостный труд,

Потому что этюд хватает за сердце.

Сердце вместе с этюдом поет,

Сердце поет, а душа словно тает.

Пение сердца и мыслей полет,

А музыка льется и улетает.

Черняев А.П. 26.01.2015.

Так день за днем проходит наша жизнь:

Метро, трамвай, автобус, электричка.

И почему с тобой не разошлись –

Любовь, быть может, может быть привычка.

В дороге часто мы вступаем в спор,

И сердце примиряется с тоскою,

Но постоянно слышу я укор,

Что неприязни я к тебе не скрою.

Дороги нас от дома вдаль несут

Потом обратно к дому возвращают,

Дороги нам устраивают суд,

Дороги ничего нам не прощают.

Черняев А. П. 1971

Когда Бог создал Землю и людей,
и полон был навязчивых идей,
изрёк он: "Люди! На роду
написано страдать вам в вашем теле,
но для души, один лишь день в году,
вам выделю для пьянства и веселья!"

То ль по забывчивости, то ли так... назло,
Господь забыл назвать число.

С тех пор, чтоб этот День не пропустить,
мы вынуждены ежедневно пить !

август 1996

Всегда же есть выбор, возможность уйти из

жизни, иль дома пустого, на пахнущий свежестью бриз,

что недавно ласкал роскошнейших дам, из отеля «Саввой»…

А ныне, распущен и бисексуален, гладит затылок твой,

хорошо, что не ниже. Я не воинствующий противник

адюльтера и гей – парадов, но когда за «полтинник»,

смешно, ради моды,  пытаться менять свою сущность.

Вот бриз улетел к другому затылку, с надеждой навеять глупость.

Веду променад, он побег из «кутузки»,

что домом зовется.  Где лестницы узки,

а сломанный лифт – суть броуновского движения

соседей – частиц. Касание женских, вызовет жжение

где-то в груди. Там когда-то стучало, теперь пепелище.

Начать, же, с начала, как плыть в утлой лодке с пробитым днищем…

Не знаю зачем, но пора возвращаться,

всегда же есть выбор. И, даже, когда перестанет вращаться

Земля, останусь, где вечное утро, так легче с надеждой.

Консьерж зафиксировал камерой, трезв и в одежде,

один. Да, на ночь – один, не видали урода,

еще поискать. На кладбище ночью побольше народа,

чем в доме моем, Но всегда же есть выбор…Да вот и подруга,

чьи струны спасут или станут петлей на горле, очень упругой…

Нет, все это чушь. Тяга есть к суициду, лишь, у глупой девчонки,

а во мне тяги нет, как у русской печи, с закрытой заслонкой.

И вот, снова ночь. Старый друг – потолок, виртуальным холстом

станет кисти моей. И незримым, но прочным  мостом

мыслеформам, в коих буду искать я ответ,

так чудовищно долго и в общем-то зря… Пока не наступит рассвет.

Ушло Бабье лето, увы,  без надежды

Невестой со свадьбы сбежав, малолеткой

Ветра же срывали с деревьев одежды

Всю ночь, напролет,  хватая за ветки

Пытаясь свалить их, насильником пьяным

На мокрый, холодный ковер листопада

И только к утру, все устали, буяня

Сбежав, хулиганом из Летнего сада

Ухоженный парк стал, вдруг,  черно – прозрачным

И взгляд, будто пуля, насквозь пролетая

Цеплялся за сиплых ворон, очень мрачных

Но наглых, решивших, что сила, есть стая

Трава от морозца, блестит «ирокезом»

Как волосы панка, смешно и вульгарно

И битые лужи могут порезать

Стекляшки очков, их, остры и коварны

А лето менялось  стремительно – грустно

Нет, право, законы природы известны

Но осенью, как – то особенно пусто

И, только ли бабье оно, неизвестно

Последняя песня, в преддверье финала

Последняя страсть, накануне заката

О. как постоянно, его очень мало

Но то неизбежность, увы, не расплата

Выгуливал грусть, как домашнюю сучку

Ни мне, ни кому  неизвестной породы

На небе тянулись пунктирные строчки

Тех кто, улетая, менял время года

Вот грусть запросилась домой, знать почуяв

По пятому времени года поминки

Добро, мы в ответе за тех, кто приручен

Пойдем в магазин, взяв лимон и полкрынки

Вскрывая вены, хочешь выпить кофе

Что б задержать процесс в горячей ванной

И осознать, все это было «пофиг»

Безденежье, болезнь, прощанье с дамой

Воды цвет – отблески Шираза

Хотя в вине ни разу не купался

Вернуть бы тридцать лет назад, зараза

А по наследству б погребок достался

Так, засыпая, видишь,   в чем ошибки

Харон готовит весла в утлой лодке

И, вот когда, узрел богов улыбку

Услышал голос друга, после водки

Да ты сумел и стены изукрасить!

Вставай, наложим швы и будем «квасить»…

Прополз и пропахал все Дантовы круги

Минобороны был его Вергилий

С «подствольника» стрелял, с одной руки

Неслись года, наматывались мили

Он, в плащ-палатку завернув друзей

Средь скал, лишь штык-ножом, копал могилы

Их фото, письма не возьмут в музей

Прострелен с сердцем, облик чей-то милый

И в Храме был, совсем не частый гость

Когда прижмёт, псалтырь читал лишь звёздам

Придя к жене, ушедшей на погост

Решил – зайду, пока ещё не поздно

Купив штук двадцать тоненьких свечей

Под образа их ставил, зажигая

Ведь столько было в голове речей

Но боль пульсирует, по разуму шагая

Он рухнул на колени, в уголке

Как год назад от пули, от безликой

Записку не раскрыл, зажатую в руке

А молча стал просить, смотря на лики

Он вспоминал бездомных всех детей

Калек и вдов, без крова и без хлеба

Рыдающих, в безумье, матерей

С глазами ярости, смотрящими на небо

Он клял матрасы жухлые больниц

Молил о стариках, живущих, как в чулане

С экранов, клял, в «Армани» сотни лиц

И даже те часы, на Патриаршей длани

Он вспомнил – нефть, что кровь для россиян

А в злате, лишь купаются вампиры

И всё шептал: «Но где же ты, Мессия

Пошли любви, спокойствия и мира!»…

И мысль чужая, обожгла клинком

Или прозрением, что даже не вздохнуть

«Ты просишь обо всех, и ни о ком…

Вы, люди, сами выбрали свой путь!»

Количество душевной теплоты

В прямой пропорции  и к внутреннему миру

Вот прошлого столетия плоды –

Нас быдлом кличут «телеков» кумиры

России не грозит пассионарность

Меняют «Ролексы»  на патриаршей длани

И лезет в «верх» без совести бездарность

А добродетель прячется в чулане

Язык иной младого поколения

Мат в вперемешку с «чо», «не хило», «клево»

Перед пустым углом я, на коленях…

И жалко, почему-то, Гумилева

Алый закат над рекой

Алые кисти рябин

В небе пунктирной строкой

Птиц, улетающих клин

Без проводов ряд столбов

Каждый из них будто пьян

Семь полусгнивших дворов

Окнами смотрят в бурьян

Только на выселках дом

Все не затронула течь

И, временами, лишь в нем

Все еще теплится печь

С неба, по птичьи - прощай

Птиц улетающих крик

Вслед им, от калитки, с печальной улыбкой

Смотрит, прощаясь, старик, последний в деревне старик

Жизнь пронеслась без затей

Война, целина, все не счесть

От благодарных детей

Не вспомнишь последнюю весть

К бабке прощаться сходил

Прям за деревней погост

Баньку себе истопил

Выпил, ведь благо не пост

Вот он, заветный конверт

Что же, пора на покой

Сколько хранил его лет

На тризну – сам вывел рукой

Что бы обузой ни быть

Он с малолетства привык

Курнув на крылечке, лег в чистом на печку

Со светлой улыбкой старик, последний в деревне старик

Алый рассвет над рекой

Алые гроздья рябин

Над деревенькой пустой

Вожак, вдруг, застопорил клин

А, из последней избы

В светлые дали спеша

Будто на волю, без страха и боли

Ввысь отлетала душа…

Вчера он доел последнего друга. Ведь собака -

друг человека. Когда-то их было шесть. Однако

судьба… Седьмого, ближайшего, съела гангрена

рук, отмороженных дочерна, вверх поднимаясь по венам.

С той поры прошел день или вечность, разве упомнишь.

В мозгу монотонно -  вперёд и вперёд, под шорканье лыж.

Кожи медь лоскутами сползала. От солнца и палящего снега,

выжигающего блеском глаза и зовущего в белую негу.

Подожди, не спеши приглашать. Оба знаем, что

останусь в твоей криосфере  навечно. И не греет ничто,

кроме мысли о том, что он вероятно так близок

к  мечте! Сохраненный листок, карандашный огрызок

станут маленькой, тленной скрижалью последнего слова,

что услышит, узрит ледяная пустыня. Последним кровом

он выбрал её. В чьих объятиях, уже засыпая, почудится голос:

« Ты почти, что дошёл до заветной мечты, с названием Полюс!»

Меркнет луч, день краток так

Лишь рефрен в сознанье, рассекает сумрак

Первый снег, благодать лицу

Суета прохожих, так под стать слепцу…

Бег по стёклам, колотых луж

Ноябри, так блёклы в ожиданье стуж

Осень – злюка, ночь длинна. В тиши

Вечный поиск звука и тепла души

Век иль миг, мрак иль свет

Клинопись посланий не даёт ответ

Кто ты есть, чья в том власть

Тридцать третья буква, иль Вселенной часть

Голос вещий стареньких струн

А в ответ две вещи, в начертанье рун

Сложная наука, так что не спеши…

Вечный поиск звука и тепла души

Быть может жизнь -  синоним  небытия,

Искра игры скучающей Вселенной

Лишь матрица и формы для литья,

Белковых тел и душ, что также тленны

Мы множимся с азартом дрозофил,

Пылинками под линзой микроскопа,

Неведом смысл того, кто сотворил

И, в общем, позабыл, давно сей опыт.

Я  в Страшный суд - судье не дам отвод,

И он простит, хоть верно я агностик,

Ведь  миром правит, тот же кукловод,

С той разницей, что вместо нитки  джойстик.

Но в Рождество, опять придут волхвы

К тому, кто нам незрим  и вечно дорог

И круг замкнется - детство, вкус халвы

У елки  запах мандаринных корок… 

Наливай до краев, наливай до полна

Даже если прольешь, я твой тост не нарушу

Только выпей до дна, только вспомни меня

А потом закури, помянув мою душу

Я за тысячи лет, где немеют уста

Среди тысяч таких же, обманутых в вере

Только разве то грех и, во имя Христа

И, во имя Христа, моя совесть чиста - я сгорел в «бэтээре»

Я горел в городах, я горел в кишлаках

Сколько раз я горел под Кабулом и в Грозном

Кто сочтет, сколько нас было в этих рядах

Что в горячем дыму вознеслись прямо к звездам

Наши души в слезах материнских сердец

Нам небесных ворот отворяются двери

Нет за нами греха, наш небесный Отец

И, во имя Христа, моя совесть чиста - я сгорел в «бэтээре»

Погребальным костром кто-то руки погрел

Кто-то в нашей крови обмывает награды

Так во имя чего столько раз я горел

И сгорая, хрипел – будьте прокляты гады!

Как легко обмануть и мозги «прополоть»

Обещанием жить в исключительной эре…

Над Россией дымами горящая плоть

Но, во имя Христа, наша совесть чиста - я сгорел в «бэтээре» 

С названьем «память» ветерок

Как фильм покажет быстротечный

Друзей, чей вышел уже срок

Нет, не земной, а лишь сердечный

Вот ты с букетом, я ж в руках

С безумно - импортной бутылкой

А под окном сгниет в кустах

Бочонок сломанной копилки

И далее, застывший миг

Я не был никогда позером

Но именно тогда постиг

Картинки Бога – режиссера

Гитара. Лиф. На постаменте

Сирень, цветущая в абсенте!

Смятое осенью, серое небо

Шпиля, проткнул, силуэт

Пьяный флейтист, видно в поисках хлеба

Грустно звучит менуэт

Чахлый октябрь выглядит скрягой

Лето, пытаясь постичь

Ветер соленый, мокрой дворнягой

Лижет  петровский кирпич

Вас уже нет, вы в другом полушарье

Как по живому - ланцет

Выбор убогий в ночи я решаю

Ручка, иль трубки фальцет

Хватит, общенья к чему суррогаты

Стены, забор – не скрижаль

Выбор напитков, вот жаль, небогатый

Водка, да вечный «роял»

Дождь за окном намывает печали

Тихо возводит в квадрат

Знаю, привыкну, так только в начале

Каждый, ведь, был мне собрат

Смолкла гитара, высохли сети

Только костер не гасим

Это талант – жить в рассеянном свете

Мокрых, прокуренных зим…

Вижу глаза твои

Пьяные от любви.

Я много могу сказать,

Увидев твои глаза.

И даже твою мечту

Я по глазам прочту.

И даже твою любовь

Пойму я без всяких слов.

Любовь твою без слов пойму.

Вижу глаза твои

Пьяные от любви.

Я много могу сказать,

Увидев твои глаза.

И даже твою мечту

Я по глазам прочту.

Но вижу я в них беду,

Если с тобой пойду.

Свою беду я в них найду.

Черняев А. П. 1970.