О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи! Что смеются смехами,
что смеянствуютсмеяльно, О, засмейтесь усмеяльно!
Велимир Хлебников
Анатолий Чертенков – поэт самобытный, именно это определение как нельзя лучше подходит к его творчеству. Несмотря на явные обращения к городскому романсу, к городскому фольклору, на котором воспитывался, так же, как Владимир Высоцкий, несмотря на близость к тем самым звукам и темам, к той же гражданской позиции и социальным мотивам, Чертенков имеет свой твёрдый и оригинальный поэтический голос.
– Я – родом из Вчера!
Я рос в стране портретов,
Где церкви на крови, а тюрьмы на крестах.
Я верил в коммунизм, и хоронил поэтов,
И в грязных кабаках топил в стакане страх…
И тысячи ветров со мной пути скрестили.
И миллионы звёзд включили маяки…
Нет!.. Я – не из Вчера…
Я – родом из России!
Сегодня и всегда!
До гробовой доски.
Для него, как и для Высоцкого, основной составляющей творчества, краеугольным потенциалом, фундаментом и смыслом является смех. Но это не просто высмеивание пороков и курьёзов политики и социальной сферы жизни, это – смех как философская категория, как мировоззрение, как закон жанра, в частности. Не зря же герой его цикла или короткой поэмы «Легенда о палаче», палач основной своей задачей и целью своей деятельности считает уничтожение смеха. Вот признание этого, на самом деле, АНТИгероя –
В извечных странствиях за славой и успехом
Я попросил владыку тьмы и зла
Продать мне стрелы для борьбы со Смехом
И разрешить стрелять из-за угла.
Потому и многие стихотворения Чертенкова, и даже рассказы неожиданно превращаются в сатирические произведения, в гротески, в фельетоны –
Решил я совесть сдать в ломбард.
Зашёл в шикарный зал.
В смятенье бросил робкий взгляд
На грозных вышибал…
…Но «шкаф» был опытен, умён,
Нахален, как паук.
Занёс меня в реестр имён
И совесть – хлоп в сундук!
– На, получай за вещь сполна
И дальше падай вниз,
Тебе дарует сатана
Бессовестную жизнь…
Всё же герой Анатолия одумался и решил вернуть заложенную вещь –
… «Шкаф» заскрипел,
Что взять с него…
Открыл ногой сундук.
Но не увидел ничего
Ни в нём я, ни вокруг.
Лишь только старые штаны.
Да пыль. Да таракан…
А «шкаф» глядел со стороны
И водку лил в стакан…
Конец, прямо скажем, неутешительный, даже безутешный. Чертенков часто использует приём макаронических стихов (с иностранными словами), что только усиливает комичность и сарказм, на поверку, трагических ситуаций.
Глубокая искренность, чуткое отношение к произнесённому, речённому слову, духовная и душевная чистота делают поэзию А. Чертенкова близкой и открытой не только элитарному, продвинутому столичному читателю, слушателю, но и неискушённому, и провинциальному. Это придаёт творчеству поэта более глобальный статус общественного явления –
Боже праведный, Боже суровый!
Миром правит не вера, а сила.
Обронил я нечаянно слово.
А оно, – вишь, чего натворило…
И я вонзаю в строчки карандаш,
И кровью заливается бумага.
…
Господь не дал поэту прав на ложь,
А люди бьют за искренность и правду.
Давай поговорим о доброте!
Откроем окна. Двери – нараспашку.
Наденет солнце свежую рубашку
И в дом войдёт к живущим в темноте.
О милости давай поговорим!
О грустном вспомним, но совсем немного.
Врагов простим – как велено нам Богом.
И жизнь свою любимым посвятим!
Очевидная, но хитроумно продуманная и выстроенная простота сюжетов (многие или, точнее, почти все стихотворения и все без исключения прозаические произведения Чертенкова имеют вполне определённый сюжет), эта простота не так проста, как может показаться.
Например, стихотворение «Четвёртый поворот» – это не что иное, как философия, метафизика метаморфоз – смертей и новых рождений, которую, в том или ином виде, исповедали многие поэты и раньше, и сейчас. К примеру – Николай Гумилёв, Николай Заболоцкий, Юрий Кузнецов, Алексей Ахматов…
И всё же у Чертенкова свой особый взгляд, особенное представление, и несомненная христианская, православная позиция –
Дороги нет!
Нельзя ни вверх, ни вниз…
О Господи! Душа слепа без света…
И Бог услышал и вернул мне жизнь,
Но поворот четвёртый спрятал где-то…
Человек, работающий на земле, обладает иногда недюжинным умом, не вопреки, а благодаря тому, что пашет и сеет, собирает урожай, держит домашних животных. Смекалка, хитринка, находчивость - часто неотъемлемые черты деревенских жителей, имеющих обычно добрый нрав и спокойный характер. Таковы «чёрным по белому» герои Анатолия Чертенкова, кем бы они ни были – автомобилями, богатырями, птицами, людьми городскими или провинциалами. Такова жизненная позиция и критерий ценностей автора. Недаром журнал-альманах, который он издавал в Тихвине, назывался «Провинциал».
«Монолог автомобиля «Запорожец» …» –
Я по дорогам русским,
Ухабистым и узким,
Не ведая нагрузки,
Повсюду проезжал.
А надо мной смеялись,
Глумились, издевались:
Мол, если ты машина,
То ты – большой нахал!
…
Мне надоели лорды:
«Фольксвагены» и «Форды»,
Я «Запорожец» гордый
От фары до руля…
слишком явно перекликается со стихотворением чисто городского (питерского), хотя и родившегося в Сланцах, в провинции, нашего современника, которого, к сожалению, уже нет в живых, Василия Русакова:
«Запорожец» смотрит гордо –
Его морда, как у «Форда»,
Его цвет такого сорта,
Что не хуже, чем у «Форда»;
У него резина стёрта,
У него в салоне спёрто,
Он не годен для эскорта,
Но и он не хуже «Форда» …
Чертенков мастерски владеет всеми поэтическими выразительными средствами - такими, как образ (троп), ритм, рифма, форма стиха.
Кажущаяся лёгкость создания текстов, на самом деле, требовала от поэта немалой работы. Анатолий Александрович, по его собственному признанию, постоянно возвращается к написанному, созданному ранее, редактирует, дорабатывает или перерабатывает. От этого стихотворения становятся слаженнее, становятся крепко сбитыми, обретают плотность. Ярче блестит блеск, темнее сгущается тьма. Не останавливаться на достигнутом и идти дальше – это кредо творческой мастерской Анатолия Чертенкова.
И всё же есть разница в уровне стихотворений, написанных раньше и тех, что созданы позднее. Конечно, первоначальный вид первых мог существенно преобразиться, но всё равно в них чувствуется какая-то юность, непосредственность, наивный, подчас, максимализм, отчасти ощущаются влияния старших собратьев по перу.
Со временем стиль и слог поэта полностью сформировался, созрел, Чертенков стал увереннее, свободнее, смелее, чётче, я бы сказал. Пришли более сильные и глубокие обобщения, более серьёзные темы.
Поразительна, скорее всего, не только неосознанная, но даже сверхреальная связь-перекличка с не так давно ушедшим от нас поэтом, Юрием Кузнецовым.
Возможно, Чертенков и не встречал книги или публикации Кузнецова никогда. И, тем не менее, мистическая, почти сказочная мифология-фантастика Кузнецова чуть ли не напрямую пересекается с творчеством Анатолия.
Читая у Чертенкова о погибшем солдате, вернувшемся в родной дом, чтобы уже навсегда проститься с близкими, невольно вспоминаешь похожую ситуацию у Кузнецова – в стихотворении «Четыреста» - своеобразную притчу о судьбе отца, как бы, выражаясь церковным термином, о посмертных его деяниях.
Близость двух поэтов, их тем, настроений, взглядов и чувств – вполне понятна. Идеи витают в воздухе, в особенности – среди современников.
Разумеется, Анатолий Чертенков - поэт независимый и свободный. Он, несмотря ни на какие новые веяния и современные авангардные изыски, верен своему главному слову.
МАКСИМ ШВЕЦ
Женя, замени в последней строке "как" на "но", и сразу станет лучше :)